Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - Григорий Аросев

Но не мог же Багров выложить сразу все карты (ха-ха! каков каламбур, а?) на стол перед человеком, который еще знать не знал, ведать не ведал, что он — Картограф!.. Он приучал Антона исподволь, наукой с ним делился постепенно. Но он знал наверняка и даже точнее, что перед ним — тот, кто нужен, тот, кого выбрала Карта Кибальчича, чтобы сообщить людям о грядущей экологической и политической катастрофе. Она искала и звала нового хозяина: не раз Багров с опаской — хоть, казалось бы, привык ко всяким чудесам — видел, что она пульсирует, набирает температуру, светится изнутри красноватым огнем… Если Карты обоих революционеров сравнить, население России получит сигнал, что его ждет, — и снова право Выбора. Не исключено, что последнее.

“Если не остановитесь в разрушении, то все в этом краю земного шара придется начинать заново. Со страны Гипербореев”.

Багров устал, Багров хотел сбросить с себя груз эдакой ответственности. В изменяющихся мирах Багров странствует уже очень долго… порой ему кажется — вечно, как Агасфер… Он настолько давно существует в виде энергетической сущности Картографа, меняющей личины и страны обитания, что успел уже устать от “игр” двоих. Он стар, умудрен опытом всех поколений Картографов. Он помнит сны, видения, откровения своих товарищей, начиная с финикиянина Хааха, — он чувствует, что изменить мир не в его силах… но раз Карта требует нового Хранителя, значит, кому-то это дано?..

Почему бы не Антону? Чудный молодой человек, достаточно умный (сейчас говорят — интеллектуальный), в меру увлекающийся, осмотрительный и разумный… Исконная фамилия его — неблагозвучная и “ругательная”, которую он потому и сменил, — Прошлец. Но сам факт, что из Прошлеца (диалектное название бродяги) он стал Непомнящим, — а бродяг на Руси иногда зовут Иван Непомнящий, — показывает его карму. Картограф Миша Прошлец, кровный и духовный родственник Антона, вечно скитается в одной из бесконечных инвариантностей — на севере Карелии, возле урочища Чальмны Варэ. Антон обречен, вслед за другими Картографами, пройти из Карты в Карту. Впрочем, возможно, Багров ошибся, и Антон — это не тот. Ну, что же! Тогда Антон перекинет на чьи-то плечи груз ответственности за Карту, тогда бессмертная сущность Картографа переметнется в новое тело…

Старик профессор, к которому я попал на прием, внимательно изучил мой рентгеновский снимок, а потом пристально осмотрел меня самого.

— Откиньте, пожалуйста, волосы со лба, — попросил он.

Я подчинился.

— Нда-с, — усмехнулся врач. — Это вообще не ваш череп. Смотрите, — он подвел меня к зеркалу. — Видите, совсем другая форма кости.

Но вмешался Шерстобитов. Он не Картограф, куда ему. Он типаж, любезный второму и неприятный, однако нужный Первому, — таких обычно зовут “бич Божий”, не представляя даже, насколько это справедливо. “Шерстобитовы” стремятся к власти и богатству, тому и другому в запредельных — для смертного — масштабах, отвергая понятие “своего шестка” и соблюдение нравственных законов, начертанных на скрижалях. Ничего не скажешь: художественно интерпретировали эти назидания богато — в книгах, в живописи, в синема… А вот по прямому назначению почему-то использовали со скрипом. У Шерстобитова было много прообразов. Нет, такие элементы не подлежали реинкарнации — просто уходили в небытие, ибо по вере их воздавалось им, а верили они лишь в то, что можно пощупать… Но в каждом новом поколении честолюбивых и суетливых дурачков рождалось на дюжину двенадцать. Шерстобитов решил завладеть Картой, “осадил” Картографа… то есть это он так думал…

Багрова изолировали от внешнего мира аккуратно, по всем правилам. Система геометров еще ни разу не давала сбоев. Одиночеству домоседа-Картографа ничто не могло помешать.

Решили вопрос с собесом. Теперь ежедневную доставку продуктов в квартиру заслуженного ученого осуществляла умненькая и незаметная девочка из отдела безопасности “Охота-банка” — заодно понемногу разбираясь в залежах академического архива-свалки, фотографируя книжные полки, размещая там и сям прослушивающую аппаратуру. Клад был уже рядом — оставалось только войти, перевернуть ворох бумажек и забрать одну нужную.

И тут, откуда ни возьмись, появляется эдакий Антисусанин. Просто берет и приходит к Багрову в гости. Как будто туда действительно можно взять и прийти. А старый хрен дарит ему — тоже просто так! — некую Карту!

…Найти его — не проблема. А дальше? Выменять? Выкупить? Выкрасть? Отнять? Всему свое время, ситуация сама подскажет.

…ну, не смешно ли было банкиру возлагать такие упования на свои примитивные меры? Как будто два Картографа не найдут пути друг к другу… детская забава для старого Багрова, одно из первых, самых примитивных, испытаний для Антона. Ну да, банкир через своих приспешников “побеседовал” с Антоном… счел, видишь ли, что Карта — это средство обогащения. И так, бывало, понимали Картографов, несовершенно массовое сознание…

А Карту Морозова, знак начала великого разрушения, сотрясающего Россию до сих пор и имеющего бессрочные, самые зловещие перспективы, хранил тот, кого Миша Прошлец знал как Володю.

— “Если не остановитесь в разрушении, то все в этом краю земного шара придется начинать заново. Со страны Гипербореев”, — повторил Володя чужим голосом.

Карта мешала мне в носке. Царапалась и чесалась, как живая. Мне почудилось даже, что она растет, лезет наружу из-под моих одежек, невероятно простецких и несолидных для откровений, которые мне только что достались. Опять как будто кто-то проговорил мне единым духом всю эту гиперинформацию… или показал ее мне в виде гипертекста… или единым информационным блоком “вдвинул” в мое сознание, точно дополнительный жесткий диск поставил в компьютер… Иными словами, только что я ничего этого не представлял даже, и вдруг получил такой массив знаний…

И все-таки многое осталось для меня непонятным. У меня всегда плохо укладывалось в голове “заемное” знание.

Даже в университете, помню, если не сам писал конспекты на лекциях, а у кого-то сдувал, мне не давалось их пересказать уверенно, с бойкостью хорошо усвоенного материала… Что-то я не о том. Наверное, уставший и запуганный приключениями с мистической подоплекой, я подсознательно искал отдыха для рассудка и души в привычных и любезных мне деталях мирной, обыденной, размеренной жизни — института, семьи, нашей с Аленой квартиры… Говорю же, у меня психология не мага, а хоббита. Но Карта в носке мучила меня немилосердно — томила, мучила и жгла. Я все время косился на ту ногу, с Картой. Володя перехватил мой затравленный взгляд и криво усмехнулся.

— Доставай, что ли, — сказал он голосом Володи. И подтвердил свое распоряжение кратким опусканием век на глазах Володи. И я полез в носок и вынул ее. Карту.

Противу моих ожиданий, ничего особенно страшного я на ней не увидел. Только квадратик с Чальмны Варэ стал будто шире. Зато, будто… почему будто? — точно почуяв ее рядом с собой, Карта, которую Володя извлек из бомжацкого исподнего, заполыхала своими красными кольцами, они пошли по ней, точно рябь по воде от “блинчика”.

— Видишь? — сказал Володя. — Если наше экологическое потребительство, если наши порывы взять милости у природы, затронувшие уже и Карелию, ключ мира, не прекратятся, то мы все можем заказывать белые тапочки. А гробов нам не надо. Нас сама земля в себе похоронит. Без дна и без покрышки. А все отчего? От революционного подхода — что к мирозданию, что к человечеству. От желания все сразу поставить на службу человеку. От наскока, нахрапа и гордыни…

Хоть я и смирный хоббит в душе, но морализаторства с детства не люблю. А кто его любит, покажите мне такого индивида?.. Я сморщился, как от зубной боли. И спросил — явно не то, что ожидал Володя:

— А чей же череп был на снимке?

Он безмерно удивился. От изумления даже заговорил, как бродяга:

— Череп? Про чо ты? А, про свою травму… Мишки Прошлеца, наверное. А вообще — хрен его знает.

— А как же опухоль?

— Слушай, — сказал Володя опять своим глухим и значительным голосом, — не разменивайся на мелочи. Какая тебе разница? Все события, что случились с тобой за последнее время, должны были привести тебя в Карелию, к Чальмны Варэ. Что ты должен знать — то ты уже знаешь. Чего не поймешь — то ты знать не должен. Вот и все.

— А зачем мне в Карелию, к этим Варам?

— Там терминал на Кольском полуострове.

— Банковский? — глупо спросил я, демонстрируя замусоренный менталитет Антона Непомнящего, безнадежного урбаниста.

— Глупуй, что ли? — удивился Володя опять по-дурацки. Его голубые глаза смотрели из-под неряшливых, конъюнктивитом каким-то обметанных век бродяги, а изъяснялся он пропитым и простуженным голосом этого бича, в его, бича, простонародной манере. — Межевой, дяревня!